Вы есть то, к чему стремитесь.
кхм... ну чтож... здесь мог бы быть гневно-расстроеный пост, сообщающий о том как я себя чувствую после того как узнала что билетов на Черепаху уже нет...
но нет же...лучще информативное:
Интерьвью с Дмитрием Бозиным
Едва
соприкоснувшись с этим человеком глазами, мгновенно оказываешься под
сильнейшим его влиянием. Стоит с ним заговорить – и магическое его
воздействие на собеседника усиливается многократно. Сдается мне, ему
одинаково просто удается «гипнотизировать» своим дивным взглядом как
огромный зал, забитый несколькими сотнями зрителей, так и человека,
разговаривающего с ним один на один. Более тридцати ролей в театре и
кино, пластический спектакль, поставленный на его стихи, собственный
моно-спектакль – это лишь малая часть его творческих достижений.
Кажется, в реальном мире людей и вещей в принципе не может существовать
того, что он делает на сцене. Но он это делает. Как? Кто он?
Мой собеседник – Дмитрий Бозин, заслуженный артист РФ, ведущий актер Театра Романа Виктюка.
-Дмитрий, в последнее время в разных интервью от Вас часто можно
услышать фразу «мне уже 35». Не кажется ли вам, что 35 – это все-таки
«еще», а не «уже»?
- Нет, мне так не кажется. Свое
тридцатилетие я воспринимал как некий рубеж. Только после того, как мне
исполнилось тридцать, наступил тот период, который стал интересен мне,
как творческой личности. До этого я не думал о себе, как о человеке,
который сам может что-то рассказать, и полностью находился в воле
режиссеров, фотографов. Поэтому все, что происходит после тридцати –
это для меня «уже». Процесс познания, безусловно, продолжается, но
теперь я ощущаю себя человеком, который имеет право сам рассказывать.
Именно после тридцати я дал себе эту возможность.
-Как следствие, родились такие проекты, как спектакль Александра Бабенко
«Дар ветер», поставленный на ваши стихи, и моно-спектакль «Черепаха»,
верно?
- Да, но дело в том, что большая часть всех этих
стихов была написана гораздо раньше. Есть такая интересная фраза:
сначала человек говорит «Я». Потом говорит – «Я и Моцарт». Затем –
«Моцарт». Так вот стихи были написаны в период, когда я говорил «Я». А
сейчас я переживаю тот момент времени, когда произношу «Я и Моцарт».
Именно поэтому в «Черепахе» мои стихи звучат вместе с произведениями
других поэтов, и вся поэтическая часть переплетена с музыкой
композиторов, которых я считаю великими. Их звучание сейчас для меня
даже более интересно, чем звучание своих собственных стихов. Ведь даже
читая свои стихи, я лишь воспроизвожу их. Так уж устроен мой организм,
что я всегда немного отстранен от того, что я пишу. Я слышу стихи и
записываю их. Более того, я даже знаю имя человека, вернее, существа,
который пишет эти стихи. Одним словом, это такая шизофрения своего рода
– поэтическая. Многие поэты в этом признаются, даже Бродский говорил,
что сам повод написания стихотворения – не сложен: ты либо объясняешься
в любви женщине, либо хочешь обсудить какую-то политическую ситуацию, и
так далее. Но язык выносит тебя в совершенно другую область, туда, куда
ты и не собирался! И вот это пространство для меня интереснее всего.
Мне хочется вступать в общение, и у меня, как у актера, есть для этого
великолепный повод – обсудить со зрителями то, что сотворено.
- Для чего вы это делаете – вы знаете?
- Для того же, для чего выхожу на сцену, когда играю в спектаклях
Виктюка. Есть слова, которые, с моей точки зрения, красивы. Есть
потрясающая музыка. И это мне кажется достаточным поводом для того,
чтобы однажды вечером людям сойтись вместе и послушать это.
- В «Черепахе», кроме вас, на сцене присутствует Анастасия Животовская, пианистка. Как образовался ваш творческий тандем?
-Настя – концертмейстер на курсе у студентов Романа Виктюка. Она не
только прекрасный музыкант, но еще и замечательный композитор. Будучи
классической пианисткой, она подбиралась к моим стихам через блюзовые,
джазовые гармонии, что было для нее абсолютной новостью. Она сложила
такую музыку, которая придала стихам совершенно иное звучание. Настя –
очень чувственный человек. Все свое женское нутро она умеет вложить в
клавиши, умеет сквозь рояль вынуть это все из себя и отдать слушателям.
Я, как поэт, и она, как музыкант – мы очень близки по духу. Я слышал
отзывы зрителей, которые говорят, что во время спектакля чувствовали
себя в зале немного неловко – было ощущение, что они находятся в одной
комнате с двумя влюбленными людьми, и мужчина признается в своей
страсти к женщине. Все правильно: именно об этом я говорю, когда читаю
Бродского, Цветаеву, и об этом же говорит Настя. Она играет очень
откровенно.
- Вам интересно то, что скажут зрители? Прислушиваетесь к их мнению?
- До недавнего времени я делал это очень внимательно. Сейчас – перестал,
потому что понял, что мы разговариваем на разных языках: я играю одно –
люди видят совсем другое. Раньше я на это злился и пытался объяснить.
Потом улыбался и пытался рассказать. А сейчас я просто закрыл гостевую
книгу на своем сайте. Объясню, почему. На мой взгляд, даже если человек
не имеет отношения к творчеству, он все равно должен заботиться о стиле
написания сообщения, обращать внимание на то, как рождается поток его
сознания. Если человек хочет передать свои ощущения после спектакля, то
это должно быть некое эссе. Такие послания мне всегда было интересно
читать. Но когда люди только на том основании, что они смотрят
«Саломею» десятый год, начали пытаться объяснять мне, как играть…
Знаете, я даже дочери своей маленькой никогда ничего не советую. Если
человек у меня не спрашивает совета, давать его я считаю глупостью.
Если спрашивает, я предупреждаю, что это не мое дело, но коль ты
спрашиваешь, я тебе отвечу, а дальше ты волен поступать с моим советом
как тебе вздумается. Так вот я у зрителей совета не спрашивал и никому
вопросов не задавал. Даже если мне сказать, что сегодня я сыграл лучшую
Соланж, завтра я сыграю ее по-другому. Я готов провалить спектакль,
сыграть скучно, но только не повторить то, что было вчера.
Одним словом, я перестал от зрителей чего-то ждать. У меня прошел период,
когда я стремился добиться от людей определенной реакции. Сейчас я
просто хочу выходить на сцену и играть спектакль, потому что он мне
нравится. Все. А что из этого будет дальше? Я буду очень рад, если
зритель, вышедший из зала, вдохновится тем, что он увидел, и создаст
что-то свое.
- А высказывания критиков-профессионалов для вас имеют значение?
- Все дело в том, что и с ними мы говорим на разных языках. Критики
обсуждают наши спектакли по некой театральной системе, к которой мы
никакого отношения не имеем. В результате выходит, что и хвалебная
статья, и ругательная – равно ошибочны, потому что они находятся в
другой системе координат. Она не лучше и не хуже, просто – другая.
Наука, по которой мы в Театре Виктюка создаем образы, общаемся со
зрителем, имеет лишь самые-самые тончайшие сходства с системой
Станиславского. Мы работаем по совершенно противоположной схеме, причем
она абсолютно не революционна и совсем не конфликтна традиционной.
Актеры из других театров приходят к нам и говорят: ребята, мы у вас
ничего не понимаем! А мы говорим: отлично! Мы тоже ничего не понимаем у
вас. И это нормально, так и должно быть.
- Выходит, Дмитрий, что вы не прислушиваетесь ни к зрителям, ни к критикам…
- Я уже говорил – мне 35 лет. Я уже достаточно взрослый в этой профессии
человек для того, чтобы сказать: да, у меня есть своя система
координат. Она очень ясная, она проработана с разных точек зрения, в
том числе и с научной. Теоретически я спокойно могу рассказать, как я
делаю то или иное: что такое любовь на сцене, что такое общение с
залом, как я создаю образ, как он возникает между мной и зрителем…
- Тогда, может быть, вы знаете – что заставляет людей смотреть ваши
спектакли множество раз, приходить на одни и те же постановки снова и
снова?
- А я не вижу смысла отвечать. Так же, как не
имеет смысла искать ответ на вопрос «Что такое любовь?»: вы найдете
тысячу вариантов, и все равно ответа не получите. Если бы зрителю была
важна история отношений между сестрами Клер и Соланж и их хозяйкой
Мадам, на «Служанок» можно было бы сходить один раз. Ну, три раза. Но
ведь есть люди, которые видели этот спектакль двести раз! Значит, они
приходят за чем-то другим. Есть что-то, что не объяснишь, словами не
расскажешь. Иное пространство…
хотела еще видео но на ютубе ничего приличного не нашлось... так уж без него...
кому интересно на моей страничке вконтакте есть хорошие отрывки из спектаклей...
но всеже как жаль что не попадаем.... как же жаль...
но нет же...лучще информативное:
Интерьвью с Дмитрием Бозиным
Система координат Дмитрия Бозина
[интервью опубликовано в журнале "Стольник", декабрь 2008 г., Екатеринбург]
Едва
соприкоснувшись с этим человеком глазами, мгновенно оказываешься под
сильнейшим его влиянием. Стоит с ним заговорить – и магическое его
воздействие на собеседника усиливается многократно. Сдается мне, ему
одинаково просто удается «гипнотизировать» своим дивным взглядом как
огромный зал, забитый несколькими сотнями зрителей, так и человека,
разговаривающего с ним один на один. Более тридцати ролей в театре и
кино, пластический спектакль, поставленный на его стихи, собственный
моно-спектакль – это лишь малая часть его творческих достижений.
Кажется, в реальном мире людей и вещей в принципе не может существовать
того, что он делает на сцене. Но он это делает. Как? Кто он?
Мой собеседник – Дмитрий Бозин, заслуженный артист РФ, ведущий актер Театра Романа Виктюка.
-Дмитрий, в последнее время в разных интервью от Вас часто можно
услышать фразу «мне уже 35». Не кажется ли вам, что 35 – это все-таки
«еще», а не «уже»?
- Нет, мне так не кажется. Свое
тридцатилетие я воспринимал как некий рубеж. Только после того, как мне
исполнилось тридцать, наступил тот период, который стал интересен мне,
как творческой личности. До этого я не думал о себе, как о человеке,
который сам может что-то рассказать, и полностью находился в воле
режиссеров, фотографов. Поэтому все, что происходит после тридцати –
это для меня «уже». Процесс познания, безусловно, продолжается, но
теперь я ощущаю себя человеком, который имеет право сам рассказывать.
Именно после тридцати я дал себе эту возможность.
-Как следствие, родились такие проекты, как спектакль Александра Бабенко
«Дар ветер», поставленный на ваши стихи, и моно-спектакль «Черепаха»,
верно?
- Да, но дело в том, что большая часть всех этих
стихов была написана гораздо раньше. Есть такая интересная фраза:
сначала человек говорит «Я». Потом говорит – «Я и Моцарт». Затем –
«Моцарт». Так вот стихи были написаны в период, когда я говорил «Я». А
сейчас я переживаю тот момент времени, когда произношу «Я и Моцарт».
Именно поэтому в «Черепахе» мои стихи звучат вместе с произведениями
других поэтов, и вся поэтическая часть переплетена с музыкой
композиторов, которых я считаю великими. Их звучание сейчас для меня
даже более интересно, чем звучание своих собственных стихов. Ведь даже
читая свои стихи, я лишь воспроизвожу их. Так уж устроен мой организм,
что я всегда немного отстранен от того, что я пишу. Я слышу стихи и
записываю их. Более того, я даже знаю имя человека, вернее, существа,
который пишет эти стихи. Одним словом, это такая шизофрения своего рода
– поэтическая. Многие поэты в этом признаются, даже Бродский говорил,
что сам повод написания стихотворения – не сложен: ты либо объясняешься
в любви женщине, либо хочешь обсудить какую-то политическую ситуацию, и
так далее. Но язык выносит тебя в совершенно другую область, туда, куда
ты и не собирался! И вот это пространство для меня интереснее всего.
Мне хочется вступать в общение, и у меня, как у актера, есть для этого
великолепный повод – обсудить со зрителями то, что сотворено.
- Для чего вы это делаете – вы знаете?
- Для того же, для чего выхожу на сцену, когда играю в спектаклях
Виктюка. Есть слова, которые, с моей точки зрения, красивы. Есть
потрясающая музыка. И это мне кажется достаточным поводом для того,
чтобы однажды вечером людям сойтись вместе и послушать это.
- В «Черепахе», кроме вас, на сцене присутствует Анастасия Животовская, пианистка. Как образовался ваш творческий тандем?
-Настя – концертмейстер на курсе у студентов Романа Виктюка. Она не
только прекрасный музыкант, но еще и замечательный композитор. Будучи
классической пианисткой, она подбиралась к моим стихам через блюзовые,
джазовые гармонии, что было для нее абсолютной новостью. Она сложила
такую музыку, которая придала стихам совершенно иное звучание. Настя –
очень чувственный человек. Все свое женское нутро она умеет вложить в
клавиши, умеет сквозь рояль вынуть это все из себя и отдать слушателям.
Я, как поэт, и она, как музыкант – мы очень близки по духу. Я слышал
отзывы зрителей, которые говорят, что во время спектакля чувствовали
себя в зале немного неловко – было ощущение, что они находятся в одной
комнате с двумя влюбленными людьми, и мужчина признается в своей
страсти к женщине. Все правильно: именно об этом я говорю, когда читаю
Бродского, Цветаеву, и об этом же говорит Настя. Она играет очень
откровенно.
- Вам интересно то, что скажут зрители? Прислушиваетесь к их мнению?
- До недавнего времени я делал это очень внимательно. Сейчас – перестал,
потому что понял, что мы разговариваем на разных языках: я играю одно –
люди видят совсем другое. Раньше я на это злился и пытался объяснить.
Потом улыбался и пытался рассказать. А сейчас я просто закрыл гостевую
книгу на своем сайте. Объясню, почему. На мой взгляд, даже если человек
не имеет отношения к творчеству, он все равно должен заботиться о стиле
написания сообщения, обращать внимание на то, как рождается поток его
сознания. Если человек хочет передать свои ощущения после спектакля, то
это должно быть некое эссе. Такие послания мне всегда было интересно
читать. Но когда люди только на том основании, что они смотрят
«Саломею» десятый год, начали пытаться объяснять мне, как играть…
Знаете, я даже дочери своей маленькой никогда ничего не советую. Если
человек у меня не спрашивает совета, давать его я считаю глупостью.
Если спрашивает, я предупреждаю, что это не мое дело, но коль ты
спрашиваешь, я тебе отвечу, а дальше ты волен поступать с моим советом
как тебе вздумается. Так вот я у зрителей совета не спрашивал и никому
вопросов не задавал. Даже если мне сказать, что сегодня я сыграл лучшую
Соланж, завтра я сыграю ее по-другому. Я готов провалить спектакль,
сыграть скучно, но только не повторить то, что было вчера.
Одним словом, я перестал от зрителей чего-то ждать. У меня прошел период,
когда я стремился добиться от людей определенной реакции. Сейчас я
просто хочу выходить на сцену и играть спектакль, потому что он мне
нравится. Все. А что из этого будет дальше? Я буду очень рад, если
зритель, вышедший из зала, вдохновится тем, что он увидел, и создаст
что-то свое.
- А высказывания критиков-профессионалов для вас имеют значение?
- Все дело в том, что и с ними мы говорим на разных языках. Критики
обсуждают наши спектакли по некой театральной системе, к которой мы
никакого отношения не имеем. В результате выходит, что и хвалебная
статья, и ругательная – равно ошибочны, потому что они находятся в
другой системе координат. Она не лучше и не хуже, просто – другая.
Наука, по которой мы в Театре Виктюка создаем образы, общаемся со
зрителем, имеет лишь самые-самые тончайшие сходства с системой
Станиславского. Мы работаем по совершенно противоположной схеме, причем
она абсолютно не революционна и совсем не конфликтна традиционной.
Актеры из других театров приходят к нам и говорят: ребята, мы у вас
ничего не понимаем! А мы говорим: отлично! Мы тоже ничего не понимаем у
вас. И это нормально, так и должно быть.
- Выходит, Дмитрий, что вы не прислушиваетесь ни к зрителям, ни к критикам…
- Я уже говорил – мне 35 лет. Я уже достаточно взрослый в этой профессии
человек для того, чтобы сказать: да, у меня есть своя система
координат. Она очень ясная, она проработана с разных точек зрения, в
том числе и с научной. Теоретически я спокойно могу рассказать, как я
делаю то или иное: что такое любовь на сцене, что такое общение с
залом, как я создаю образ, как он возникает между мной и зрителем…
- Тогда, может быть, вы знаете – что заставляет людей смотреть ваши
спектакли множество раз, приходить на одни и те же постановки снова и
снова?
- А я не вижу смысла отвечать. Так же, как не
имеет смысла искать ответ на вопрос «Что такое любовь?»: вы найдете
тысячу вариантов, и все равно ответа не получите. Если бы зрителю была
важна история отношений между сестрами Клер и Соланж и их хозяйкой
Мадам, на «Служанок» можно было бы сходить один раз. Ну, три раза. Но
ведь есть люди, которые видели этот спектакль двести раз! Значит, они
приходят за чем-то другим. Есть что-то, что не объяснишь, словами не
расскажешь. Иное пространство…
хотела еще видео но на ютубе ничего приличного не нашлось... так уж без него...
кому интересно на моей страничке вконтакте есть хорошие отрывки из спектаклей...
но всеже как жаль что не попадаем.... как же жаль...
@темы: театр
-
-
07.01.2009 в 16:58-
-
07.01.2009 в 17:20-
-
07.01.2009 в 17:36-
-
07.01.2009 в 17:42